[RR_PictBrude]

В: Спитфайр был хорош?

О: Спит был очень хорошо… у него было много пулеметов, плюс две 20 мм пушки и он был быстрее. 202 значительно уступал по скорости и вооружению. В определенный момент, 4-е авиакрыло, которое по-видимому было лучшим итальянским авиакрылом и поэтому всегда имело на вооружении лучшие самолеты, было отозвано, когда ситуация начала ухудшаться, и оставило нам, XVIII группе, свои Макки 202, а мы отдали свои 200 этим бедным парням из VIII авиакрыла, которые все еще летали на CR.42. В итоге, когда мы наконец получили конкурентноспособный самолет, начался настоящий кошмар, поскольку против нас стали сражаться целые рои вражеских истребителей.

В: Когда вы осознали что случилось, я имею ввиду поражение под Эль-Аламеном?

О: Довольно поздно, даже если мы и беспокоились относительно бомбардировок, которые происходили все чаще, днем и ночью. И издалека, мы видели передовую, которая обрабатывалась их артиллерией. Но до поры до времени, место нашего базирование пребывало в мире, мы находились в Абу-Агад, у побережья. Даже когда мы оставляли свет ночью, их самолеты не трогали нас. Но потом, в одну ночь… один из их бомбардировщиков сделал пару заходов, сбросив две осколочные бомбы, с целью скорее убить кого-нибудь из нас, нежели уничтожить самолеты. Это были бомбы, которые не предназначались для взрыва в земле, они убили много пилотов. В ту ночь, я был в своей постели в палатке, кто-то не спал играя в карты. Свет горел снаружи и внутри, и там не было убежищ, единственной защитой были ряды пустых бочек у моря, колючая проволока и тяжелые пулеметы, для защиты от вторжения со стороны моря.
Я спал в моей постели, палатка была закрыта, я не помню, кто открыл ее, но я выбежал полуголый. Я выскочил первый, а вслед за мной Сандини и Шоккетти, и бомба упала среди нас. Я прыгнул в яму, которую мы использовали как уборную, она уже была полна людей. Я слышал крики, люди звали на помощь, я был голый, поскольку та немногая одежда, что была на мне, была сорвана взрывом. Я нашел Шоккетти державшегося за живот, в то время как его внутренности вываливались наружу. Ламбертини был смертельно ранен в спину и умер около меня; другой, похоже не был ничем ранен, но был убит ударной волной. Мы потеряли 12 пилотов и техников. Другой парень, сам ампутировал себе ногу своим ножом, бедный Лео, пока мы несли его в госпиталь. Затем началось отступление. Это неописуемая сцена, было трудно поверить в происходящее, в то, что я видел. Мы перелетали на оставшихся самолетах с базы на базу, или куда-нибудь где мы могли приземлиться, и ждали, пока немцы не подвозили нам ночью бензин, иногда бросая его не глядя где. Мы заправляли самолеты, пополняли боезапас и ждали, пока враг не приблизиться на своих танках, и когда они почти оказывались на аэродроме, мы взлетали, чтобы встретить их. Отштурмовавшись, мы летели на другой аэродром и так 4000 км.
В конце концов мы оказались в Триполи в Мелака, где был гоночная трасса, на которой устраивались автогонки, нам нечего было есть, нечего пить. Униформа и брюки, скрепленные вместе медной проволокой, были грязные. Мы отправились в Зуару, но четверым пилотам было приказано остаться с лейтенантом Шпайхером и, когда все улетят, закатить несколько бочек с бензином в склады. В них было почти все. Горы кофе, чая, униформа, пустынное снаряжение.
Мы разлили бензин и затем выстрелили внутрь, чтобы все сгорело. Там были горы бутылок с водой из Чиампино, горы одежды, мы веселились, открывая некоторые ящики, нам было любопытно узнать, что в них. Мы крушили все, я нашел ящик полный фотокамер Лейка и повесил четыре из них себе на шею, но я их потом потерял в пути. Мы стреляли внутрь и все сожгли.
Потом мы прибыли в Сфакс, потом в Меделин, а затем в Корбу. Теперь мы оказались в Тунисе. Я помню, что стащил простыни у майора Камарда и имел возможность поучаствовать в сражении при Кессерине, где американцы были серьезно разбиты немцами, и мы сопровождали американские танки, как это изображено на картинах, созданных ассоциацией американских ВВС и отправленных в два больших музея. Я знаю, что в Аризоне, в Мезе, есть большая картина изображающая меня и майора Висконти. Они приглашали меня в Америку несколько раз, но я не захотел поехать туда. Они также приглашали меня в Лондон, а также в Мюнхен, наконец, они приехали сюда и попросили меня подписать много картин, изображающих меня, сопровождающего немецкие Тигры в Тунисе. Эта картина выставляется рядом с картинами, изображающими действия француза Клостермана, немца Адольфа Галланда, англичанина Таунсенда: величайших воздушных асов. Я подписал 600 из них, и они продали их за более чем полмиллиона лир (каждую?). Мой друг видел это, парень, который уехал в Америку после войны, было много наших, кто уехал в Америку и стали гражданскими пилотами.

В: Итак, 1943 год, Тунис, Сицилия, война начала складываться не в вашу пользу. Что вы чувствовали?

О: Меня не отправили на Сицилию… однако, мы понимали, что война была проиграна после Эль-Аламейна. Мы видели, какими ресурсами мы обладаем, мы сбивали десять, а на следующий день вдвое больше атаковало нас. И наоборот, мы не могли больше возместить потери и начали ощущать недостаток в самолетах; мы ушли и оставили самолеты тем, кто оставался.

В: Летом 1943 года начались массированные бомбардировки итальянских городов: почти каждый город подвергся ударам и в частности самые большие – Неаполь, Генуя, Турин, Милан и Рим. Что вы делали, чтобы защитить их?

О: II Авиакрыло вернулось в Италию, в Милан, и мы получили Макки 202 и несколько Мессершмиттов, которые немцы отдали нам. Поскольку мы были очень компактной группой, нас направили защищать Рим. Мы находились в Чиампино, и нами командовал Фалькони, очень хороший парень, но которому завидовали, и которого ненавидели, пока он не стал чемпионом мира по перевернутому полету; он был независимым человеком, действовавшим в свойственной ему манере, игнорируя бюрократов из министерства. Мы все сосредоточились в южном Чиампино, все авиакрыло, и хотя мы предназначались для защиты Рима, нас часто вызывали на помощь Неаполю, который был слабо защищен несколькими автономными эскадрильями. Наше крыло состояло из шести эскадрилий, более чем 60 самолетов. Одной ночью, наши бомбардировщики SM.79 взлетали из северного Чиампино, по одному каждые 5 минут. Бофайтер сел на хвост SM.79 и последовал за ним, чтобы обнаружить, откуда он взлетел. Когда наши выстрелили сигнальную ракету, английский самолет был обнаружен и сбит немецкой зениткой.
Фалькони сказал: ”Если этот парень передал по радио наши позиции, завтра они уничтожат наш аэродром.” В то время они атаковали свои цели по меньшей мере двумя сотнями четырех моторных бомбардировщиков, массивными формациями.
Фалькони не стал ждать приказа министерства, и на рассвете приказал всем исправным самолетам взлететь и направиться в Черветери, к северу от Рима. Мы перелетели туда.

В: Так что, для защиты Рима было только 60 самолетов?

О: Да, там были только мы и несколько ночных истребителей в Ченточелле, и все. Там был Ротонди, который летал на трофейном Лайтнинге и я едва не сбил его, этого идиота… В Черветери, мы должны были ждать приказа из министерства, прежде чем взлетать, но Фалькони, как только узнал о приближающихся к Риму бомбардировщиках, приказал нам взлетать. Мы взлетели и направились к Ости. Это был день знаменитой бомбардировки Рима 18 июля 1943 года, и говорили, что в той операции принимал участие знаменитая кинозвезда Кларк Гэйбл: я тщетно пытался заметить рисунок, который указал бы мне его самолет.

В: Есть какой-нибудь бой, о котором бы вы хотели рассказать?

О: Ну… однажды, сразу после бомбардировки Рима, пришли новость, что нашей группе дадут новый самолет Макки МС.205. Мы собрались, чтобы решить, кто будет пилотировать эту новую машину и, из-за числа воздушных побед, которые я к тому моменту одержал, выбрали меня. Они выдали мне сопроводительные документы и я отправился на север, чтобы получить новый самолет; когда я увидел его, я спросил чтобы мне рассказали про него. ”Что мне рассказать тебе?” сказал тест пилот, ”это все тот же 202. Лишь одно: если будешь стрелять, не стреляй из всего оружия сразу, иначе отдача будет слишком сильная. Стреляй либо из 20 мм пушек, либо из 12,7 мм пулеметов.” Однако, я никогда не следовал этому совету и всегда стрелял из всего оружия одновременно: будь что будет. ”Это 202, давай, лети!”… Но, как только я взлетел, я понял, что двигатель гораздо более мощный. Я прилетел в Черветери и майор Камарга сказал: ”Горрини, завтра ты будешь отдыхать”. А я сказал: ”Пока я не вступлю в бой на нем, я буду в боевой готовности каждый день.”
Командир приказал мне взлетать вслед за всеми остальными, поскольку у меня был более мощный мотор и вооружение и я должен был лететь его левым ведомым. Это был капитан Джунтелла, сегодня генерал. Мы достигли побережья у Ости и заметили огромную формацию вражеских бомбардировщиков. Мы понятия не имели, куда они направляются, мы думали, что снова на Рим, но позднее узнали, что их целью была Сулмона, где располагалась, скрытая среди лесов, танковая дивизия. Большая формация, прямо перед моими глазами; командир сигнализировал, поскольку мы соблюдали радиомолчание, чтобы я сохранял спокойствие, но в конце-концов, капитан Джунтелла, видя, что я упорствую, отпустил меня. Я пошел вверх, и продолжая набирать высоту атаковал последнего слева, целясь между крылом и фюзеляжем: это был В-17 ”Летающая крепость”. Я сделал петлю и снова вернулся, как раз во время, чтобы увидеть, что крыло буквально оторвалось вместе с двумя все еще работающими двигателями, а ее (крепость) бросило в штопор. Самолет упал на аэродром Неттуно: я был на 7000 м, но я почувствовал ударную волну и увидел два или три парашюта и сделал все туже глупую ошибку, которую совершают все пилоты, когда они сбивают вражеский самолет, полетев по кругу, чтобы посмотреть, где упал самолет. Самолет сопровождения, Р-378 Лайтнинг, атаковал меня, я увидел, как его пули пролетали над моей головой, он промазал всего на дюйм и затем совершил идиотскую вещь, когда влез на линию моего огня. Я попал в него, он взорвался и если бы я не вцепился в ручку, я бы пролетел сквозь взрыв. Я видел пилота, который успел выпрыгнуть. Потом я полетел назад, чтобы преследовать строй бомбардировщиков, пересек всю Италию и настиг их над целью, где я атаковал последний В-17. Я совершил несколько атак и через некоторое время я увидел 9 парашютистов, но самолет продолжал лететь своим курсом.
Я вновь атаковал его и я сделал то, что делал лишь несколько раз, открыв огонь по кабине, но там никого не оказалось, они включили автопилот. Самолет начал терять высоту и, вновь, я последовал за ним, чтобы посмотреть, куда он упадет. 12 Лайтнингов атаковали меня, шесть с одной стороны и шесть с другой. Я крутился как мог и, поскольку я постоянно стрелял длинными очередями, оружие перегрелось и левая пушка взорвалась, продырявив мое крыло. Я попытался уйти, я был здорово напуган, примерно на 3000 м фонарь сорвало, и он сломал антенну и повредил хвостовую часть. В таком состоянии, когда мою карту унесло ветром я продолжал так давить на ручку, что даже погнул ее. Я спустился до 1500 м и увидел море. Я попробовал радио. Я звал, звал… ничего. Наконец я услышал ответ. Я был над Пескарой, я помню порт; они давали мне советы, чтобы сориентироваться, но у меня кончалось горючее. Более того, они сказали мне, чтобы я не садился в Черветери, поскольку полоса была уничтожена бомбардировкой. Они сказали мне приземляться в Стрише, около Ости, ближе к башне, где позднее был расстрелян Сальво д’Акисто. Продолжая снижаться, я не видел ни Черветери, ни Стрише; наконец я оказался над ними, но внезапно пропеллер остановился, не осталось ни капли бензина. Я помню, что там были линии электропередач вдоль железной дороги, и что я пошел вниз, чтобы набрать скорость и преодолеть их, меня спасла сила отчаяния, поскольку и шасси не работало как надо. Я приземлился, и майор в ярости подошел ко мне, я боялся, что он съест меня живьем. Самолет был разбит. ”Командир, я сбил два четырех моторных бомбардировщика и истребитель!” ”Не говори чепухи!” был его ответ. ”Это не чепуха, они упали не в море, они упали за нашими линиями. Я не офицер, так что полетели и проверим.” У нас был Физелер Шторьх , немецкий разведывательный самолет. Мы взлетели, хотя я никогда не пилотировал его до этого, и прилетели в Неттуно. Там была огромная воронка, зенитчики сказали нам, что два пилота смогли выпрыгнуть и были захвачены карабинерами и немцами. ”Это первый!” Мы отправились посмотреть на них и они рассказали нам, что они были атакованы одиночным самолетом, очень быстрым и без опознавательных знаков. ”Хорошо, продолжим” и мы отправились искать Лайтнинг над озером Неми. В итоге мы приземлились на поле и двое ребятишек сказали нам, что они видели двигатель неподалеку и что пилот был захвачен карабинерами. Мы отправились посмотреть на него, пилот был французом ион сказал нам, что дрался с самолетов без опознавательных знаков. Потом мы отправились в Сулмону, и майор начал колебаться, поскольку мы пересекали Аппенины и оказались внутри грозы, которая сотрясала нас минут сорок. Он хотел вернуться назад, но сзади было темнее, чем впереди, а вода начинала просачиваться в кабину. Затем мы прибыли в Сулмону и отправились в германский штаб, где находилось несколько пленных, среди которых выделялся здоровенный парень. Он был австралиец, командир летающей крепости. Он сказал тоже самое, что говорили до этого остальные: быстрый истребитель, без опознавательных знаков, одиночный. ”Я бы хотел встретиться с этим пилотом”, добавил он, и майор указал на меня. Парень протянул руку и пожал мою так сильно, что едва не пнул его. Потом он захотел сделать мне подарок, и, достав из своего ботинка 7,65 мм пистолет, вручил мне его.
Через несколько дней, они сбили меня над Фрашати, после того, как я сбил Спит и был атакован четверкой.

В: 25 июля Муссолини пал, народ понимал, что происходило после этого?

О: Смотрите, наше моральное состояние всегда оставалось очень высоким. Мы были в порядке, мы жили в отеле ”Маргарита Ладиспольская”, около Черветери. Там было много киноактеров из Чинечитта, бежавших из Рима, много актрис. По вечерам, после ужина, мы отправлялись пить кофе в единственный бар в городе, где мы могли быть вместе с ними со всеми. И тот, кто сбивал самолет, получал бутылку спуманте (итальянское шампанское), это было весело, представляете?
То, что случилось 25 июля, не повлияло на нас. Мы продолжали действовать так, как будто ничего не произошло. Мы знали, что во Фреджене, неподалеку от нас, находился Этторе Мути, и если бы он приехал к нам, он, возможно, остался бы жив, а так они его убили.
Однажды они отправили нас защищать Неаполь, то, что мы делали уже много раз, и когда мы прилетели, оказалось, что бомбардировка уже состоялась. Мы стали преследовать вражескую формацию и были атакованы Спитами. Я был подбит выстрелом из пушки, я находился над рекой Волтурно и к счастью был на высоте 8500 м; моя группа продолжала следовать за мной, двигатель продолжал работать, и по радио они сказали мне, чтобы я был спокоен.
Меня поразили в радиатор и, сохраняя малую скорость, я смог не спалить двигатель. Я даже не надеялся добраться до Черветери, который был отремонтирован, хотел добраться хотя бы до Чиампино, но я не смог сделать этого, поскольку я опасался разбиться на холмах Колли Альбани. По радио мне по прежнему говорили сохранять спокойствие и, наконец, я заметил слева от себя аэродром, это был один из аэродромов, на которых находились немцы. Я начал снижаться и выпустил шасси, внезапно двигатель остановился, и я вынужден был убрать шасси, чтобы проскочить над изгородью. Затем, шасси не захотело вновь выходить, поскольку оно было связано с двигателем, и я был вынужден работать ручным насосом. Я приземлился на крыло, получил чудовищный удар и единственное, что я помню, это то, что немцы очень быстро бросились спасать меня, и что самолет не перевернулся. Они отправили меня в Челио (военный госпиталь в Риме), который был переполнен и там отказались меня принимать; поэтому они отвезли меня в госпиталь Литторио, где также находился лейтенант Каваторе, который был сбит в лобовой атаке снарядом Лайтнинга, он был ранен в левую руку, ручку управления вырвало из его рук, он пилотировал Мессершмитт и смог приземлиться с третьей попытки, удерживая ручку ногами, а РУД правой рукой, а я спас его жизнь, сбив Лайтнинг.
Каваторе увидел меня на носилках, которые держали два немца, бросившие меня на первое свободное место. Я не подавал никаких признаков жизни, и никто не знал кто я – итальянец, немец или англичанин – моя одежда была покрыта маслом, и у меня не было персонального медальона. Каваторе узнал меня: ”Это Горрини,” сказал он, ”он спас мне жизнь 10 дней назад…” И, поскольку после боя над Сулмоной, я стал знаменитым, и был отмечен в военном бюллетене и на обложке Доменика дель Корриере, нарисованной Бельтраме, другие тоже узнали меня. Мои раны обработали и обо мне заботилась Сюзанна Аньелли, которая была медсестрой в госпитале Литторио (она была сестрой Джованни Аньелли, сына человека, основавшего ФИАТ). Между нами была даже некоторая нежность и… мы могли пожениться, но я сказал ей ”Ты – ФИАТ, а я просто маленький сержант”. Мы с ней по-прежнему хорошие друзья и поддерживаем контакт.