[RR_PictBrude]

В: На каких типах самолетов вы летали?

О: Я летал на Мессершмиттах Bf-109 всех модификаций – Е, F, G и K – и, конечно, на Фокке-Вульфе FW-190, но мне больше нравился 109-й, потому что я лучше его знал. Да, я летал на 190-м ближе к концу войны в нескольких миссиях, но только на типе D с длинным носом.

В: Как вы сравните ваши самолеты с истребителями союзников?

О: Когда я был ранен, я стал командиром германской школы командиров истребителей примерно на 4 месяца. В то время, мы сформировали эскадрилью из захваченных самолетов противника, и летали на них – Р-38, Р-47, Р-51 а также несколько спитфайров. Моя левая рука все еще была в повязках, но я летал на всех этих самолетах, потому что жаждал изучить их и попробовать в воздухе. Очень хорошее впечатление произвел Р-51 Мустанг, значительным отличием которого был двигатель. Когда мы получили эти самолеты, мы налетали около 300 часов на них. Понимаете, до этого мы ничего не знали о том, как они летают, их характеристики и тому подобное. В Р-51 не было утечек масла и это было фантастикой. Это одна из вещей, впечатливших меня, но я также весьма заинтересовался системой электрического стартера, которого у нас не было. Из-за этого у нас были большие проблемы с пуском двигателем в русскую зиму. У нас был инерционный стартер. Кабины всех этих вражеских самолетов были гораздо более удобными. Вы не смогли бы летать на Bf-109 семь часов – кабина была слишком тесной, слишком узкой. В Р-51 для меня был как большая комната, просто фантастика. Р-38 с двумя двигателями был хорош, но я думаю, лучшим самолетом был Р-51. Определенно Спитфайр был превосходен, но у него не было дальности Р-51. Я думаю, это был решающий фактор. Они летали по семь часов, а мы один час двадцать минут.

В: Это давало ощутимую разницу в воздушном бою.

О: Да, вы вынуждены были пикировать вниз из-за недостатка топлива и искать ближайший аэродром, а у них все еще оставалось топлива на три часа полета.

В: На основании вашего опыта, какие командующие, из тех с кем вы служили, были лучшими командирами истребителей с точки зрения заботы о летчиках и выполнении поставленной задачи?

О: Могу вам сказать, что все те, кого вы можете назвать и кто были моими друзьями, такие как Йоханнес Штайнхофф, Адольф Галланд, Ханнес Траутлофт, Вернер Мёльдерс и Дитер Храбак. Поскольку Храбак одно время был моим командиром и он является одним из моих ближайших друзей, я уважаю его как командира истребителей и как личность. Во время войны на Восточном фронте я служил исключительно в JG52.

В: Вернер Мёльдерс был также уважаем во время Гражданской войны в Испании.

О: Совершенно верно, он был великой личностью и командиром истребителей, и он был глубоко верующим католиком. В те дни он руководствовался собственными правилами и имел свое мнение. Он был великим человеком, создавшим новую тактику, водившим своих людей в бой, и заботившимся и беспокоившимся о них как в воздухе, так и на земле. Таким был, я думаю, настоящий Вернер Мёльдерс. Несмотря на свою молодость, он был известен как “Папочка Мёльдерс”. Он получил это прозвище за свою опытность и лидерские качества.

В: Каковы ваши личные чувства относительно командующего Люфтваффе Германа Гёринга. Это правда, что большая часть пилотов не любила его?

О: Он не мог нравиться. Возможно, до войны, он был способным человеком. Он был великим организатором, способствовавшим построению Воздушных сил после Первой Мировой войны. Также, он был прекрасным пилотом в Первой Мировой. Как вы знаете, в 1923 году он получил тяжелые ранения. Он употреблял морфий для облегчения боли и приобрел зависимость от него. Это могло изменить его характер. Ко времени, когда я познакомился с ним, я относился к нему холодно. Он был большим толстяком, весьма помпезным, и не только я, но и мои товарищи, чувствовали, что он не воспринимает реальное положение вещей. Его определенно не уважали как руководителя Воздушных сил. В действительности он вообще ими не руководил; это был кто-то еще, но не Гёринг. Герман Гёринг говорил Гитлеру глупые вещи. Гитлер сказал: “Вы командующий Воздушными силами”, и он сделал большое заявление о Битве за Британию, ну вы знаете, о том, что он разгромит Королевские Воздушные Силы, что было неправдой, поскольку мы понесли страшные потери среди истребителей, которые так и не были восполнены в ходе войны. Он сказал: “Мы можем поддержать Сталинград, Воздушные силы сделают это,” но он не мог этого, это заявление было неправильным и дорого обошлось.

В: Говорят, что Ганс-Ульрих Рудель, великий пилот Штуки, был своего рода маньяком. Вы знаете его?

О: Точно, он был немного маньяком. Я летал с ним в качестве истребительного сопровождения несколько раз. Они летали на обычные для Ju-87 миссии, а мы сопровождали их. Это было в России, конечно. Он был великим пилотом Штуки, без сомнения – в итоге, помимо прочего, он подбил 519 танков, это нечто. После войны, я был его товарищем по плену во Франции, в качестве гостей у американцев. Рудель и я были в одном лагере, и, позднее, нас забрали КВС. Меня отправили в Школу Командиров Истребителей в Тангмере. Это было сделано для проведения допросов, которые продолжались три недели. Там я также был с Руделем, и мы спали в одном помещении. Живя близко друг к другу, вы знакомитесь и начинаете понимать образ мышления таких людей, но до этого я не знал его. Так или иначе, я был по настоящему удивлен этим эгоцентричным человеком; он сам себя считал великим. Меня это немного отвращало.

В: Каковы ваши воспоминания от встреч с Адольфом Гитлером, когда он награждал вас Дубовыми Листьями и Мечами к вашему Рыцарскому Кресту?

О: Первый раз это было в ноябре 1942 года, когда я был награжден Дубовыми Листьями. Как вы знаете, дополнительные награды к Рыцарскому Кресту, начиная с Дубовых Листьев, вручались лично Гитлером. Я был там вместе со Штайнхоффом – тогда мы были гауптман Штайнхофф и оберлейтенант Ралль – вместе с другими, всего нас было пятеро. Конечно же, мы были впечатлены его штабквартирой в Восточной Пруссии – Вольфшанце в Лотцене. Мы вошли, он стоял там, и он вручил нам наши награды. Мы расселись у камина, и он спросил каждого из нас – из какого мы подразделения, о нашем боевом опыте и т.д. Все вопросы подобного типа, вполне нормальные. Довольно скоро он начал свой монолог, зная, что мы вернемся в свои части и повторим сказанное им, и отметим, каким великим парнем он был. Так вот, он начал говорить о создании ПВО и новых системах связи в России, железнодорожной системе и тому подобных вещах. Он говорил о ширине железнодорожных путей, о том, что их надо сделать шире по германскому стандарту и продлить в дальние области. Это должно было стать экспансией Третьего рейха на Средний Восток – создание сел и городов, всех этих очень необходимых вещей, которые были программой, заложенной в его голове, без всякого сомнения. Тогда я спросил его, наверное, я был чересчур смел, но я перебил его и спросил: “Несмотря на все это, как вы думаете, сколько еще продлиться война? Ведь когда мы вторглись в Россию, газеты говорили, что мы покончим с войной на востоке до того, как начнет падать первый снег. А вместо этого мы страдаем там от холода.” Тогда Гитлер сказал мне: “Ну, я не могу сказать вам. Это может быть открытой территорией. У нас там есть поселения, и когда враг придет из глубин азиатской степи, тогда мы будем защищать эту территорию. Как во времена Чингисхана.”

В: А генерал Штайнхофф, после встречи с Гитлером под Сталинградом, не был под впечатлением, что тот немного свихнулся?

О: Да, это был следующий момент. Это было до разгрома под Сталинградом и до Эль-Аламейна. Это был наивысший пик его войны. С этого момента мы отступали. Это было слишком оптимистично. Потом, девять месяцев спустя я снова вернулся, чтобы получить от Гитлера свои Мечи. К этому времени мы потеряли 6-ю армию и Сталинград, а также Эль-Аламейн в Северной Африке. Знаете, у нас были страшный период в подводной войне, и теперь это был другой Гитлер. Он больше не говорил о существующих вещах. Он говорил: “Я вижу глубокую долину. Я вижу полосу на горизонте.” Все это было полной чепухой. Он говорил о волшебных образах рабочей силы и производительности, о фантастической стране. Мы больше не видели в этом человеке уверенности, а видели лишь растерянность. В третий раз я видел Гитлера, когда меня вызвали, чтобы я смог получить документы на мои Дубовые Листья и Мечи. Они были выгравированными, позолоченными, в красивой рамочке и т.д.

В: У вас все еще сохранились эти сертификаты?

О: Нет, они были похищены в Вене, скорее всего русскими. Некоторые из них сохранились, но не мои. Я отдал их моей жене и сказал ей сохранить их и поместить в бункер в Вене. Когда мы вернулись пару лет спустя, они исчезли, и ничего не осталось. В то время было лишь 16 человек или около того, отмеченных подобным образом, такие как Адольф Галланд, Гельмут Лент, Вальтер Новотны, которые тогда были еще живы. Лент и Новотны погибли до того, как война закончилась. Вальтер Оезау, Дитрих Пельц, Хайнц Бар и я присутствовали, когда Гитлер вручал их. Потом мы отобедали с ним, и как обычно он начал разговор. Главной темой его речи было отражение вторжения Союзников. Это был январь 1944 года. Все ожидали вторжения на всем побережье Ла-Манша, удивлялись, когда оно произошло, и как они продвигаются и т.д. В то время как он развивал свои идеи, мы могли заметить, что Гитлер был дерганым, очень неуверенным. Также, как вы знаете, одна вещь была типичной для него – его заявления о том, что у британцев всегда есть проблемы с их противоборствующими партиями, лейбористами, союзами рабочих и т.д. Для меня было ясно, что этот человек немного не в себе. У Гитлера не было по настоящему четкого, серьезного понимания происходящего. Несмотря на свои проблемы, британцы слаженно действовали на протяжении всей войны; они были единой нацией.

окончание будет позжее однако..