[RR_PictBrude]

В: Как Вы считаете, почему противник не атаковал авиабазу Кюми в 1943-44 годах?

О: Я не знаю. Авиабаза Кюми была просто дорогой в лесу, ее трудно было обнаружить. Может быть противник думал, что мы действуем из Утти? Наши базы подвергались атакам несколько раз.

Например, Утти была атакована в начале июля 1941 года. Звено из шести Фоккер D.XXI прилетело на базу, и командиру звена сказали разместить его самолеты на восточной части аэродрома. Но там, между полем и лесом, была глубокий ров, и они не могли рассредоточить свои самолеты под деревьями. Поэтому самолеты были оставлены на краю аэродрома в превосходном ровном строю, даже пропеллеры были повернуты симметрично. Мы проснулись на следующее утро в 3 часа от незнакомого звука мотора. Это были два МиГ-1 и они штурмовали фоккеры. Два из них сгорели дотла, а остальные были все в пробоинах. В итоге наш командир эскадрильи был заменен майором Эрнроотом.

Через несколько дней советские ВВС нанесли визит Утти большими силами, эскадрилья из 9 И-153 штурмовала, а другая эскадрилья прикрывала их. Три кертисса взлетели, но противники атаковали их даже прежде, чем они оказались в воздухе. Два были повреждены, но сумели вернуться, а третий, пилотируемый сержантом Кирйоненом, атаковал противника. Кирйонен сошелся в лобовой с чайкой. Его истребитель был подбит, капот двигателя был сорван, но он продолжил бой. Чайка была сбита и упала в озеро, но и истребитель Кирйонена тоже загорелся. Он выпрыгнул на высоте 200 метров и купол его парашюта раскрылся в том момент, когда его ноги коснулись земли. Вражеский истребитель извлекли из озера. Тканевая обшивка И-153 была сорвана, это был лишь кусок металлолома с мертвым пилотом внутри. Вот фотография, опубликованная в газете, на которой Кирйонен смотрит на обломки. Кирйонена весьма превозносили за его отвагу.

Нурмойла подвергалась регулярным ночным бомбардировкам одиночными Р-5. Идея была – лишить нас сна. Наши зенитки пытались стрелять в направлении звука мотора, но они ни разу ни в кого не попали.

Базы Лаппеенранта и Иммола были атакованы большими силами вечером 2 июля 1944 года. Наша радиоразведка распознала о целях и времени, затем они узнали, что налет отложен на 24 часа. Мое звено взлетело, чтобы перехватить их на пути к востоку от Виипури, поскольку это был их обычный маршрут. Но на этот раз противник полетел западнее Виипури и без сопротивления достиг Лаппеенранты. Сначала 35 Пе-2 бомбили с пикирования, затем 40 Ил-2 штурмовали. Два Ме-109 были уничтожены и два наших трофейных Пе-2 сгорели. Оперативная группа люфтваффе Кулмею базировалась в Иммоле, и они были предупреждены о предстоящем налете, но немцы отказались верить информации финской разведки. Они понесли тяжелые потери: противник сбил фокке-вульфы на взлете. Кроме того, 70 германских самолетов (Ju-87 Штука и FW190) были размещены по краям аэродрома, и русские без проблем атаковали их.

В: Что насчет питания?

О: Я думаю, мы в основном питались здоровой пищей. Она не была слишком сладкой, и ее не было слишком много… Мы выживали благодаря нашим пайкам, но и никогда не нуждались. В основном мы ели тонкие ржаные сухари с маргарином, для нас этого было достаточно. Летный персонал еженедельно получал специальный паек – масло, сахар, шоколад, кофе…

Весной 1942 года произошел неприятный инцидент в Нурмойле. Пилоты нашего звена собрали свои запасы пшеничной муки (редкая вещь в те времена) и решили напечь блинов. Мы сделали тесто в ведро, но обнаружили, что нам нужно много яиц и молока. Я и лейтенант Руотсила вызвались пойти и выменять их за хлеб у местных жителей в деревне. Мы взяли с остальных обещание, что они не начнут до того, как мы вернемся, а то нам бы ничего не досталось.

Когда мы возвращались с нашими товарами, мы услышали сирену медицинской машины. Мы посмеялись, предположив, что парни, должно быть, начали пирушку без нас и объелись. Когда мы вернулись на наши квартиры, мы узнали, что произошло. Ребята пожарили один пробный блин, порезали его и попробовали. Вкус оказался странным. Вскоре некоторые “испытатели” почувствовали себя плохо и их руки и ноги на время были парализованы. Тех, кого парализовало, доставили в ближайший госпиталь. Один из пилотов был так болен, что за ним прислали медицинский самолет из Хельсинки, но он умер во время транспортировки.

Было проведено полицейское расследование. Ведро для теста было исследовано и был обнаружен крысиный яд. Это не был саботаж, просто случайность. Мешочек с крысиным ядом был смешан с пшеничной мукой. Кто-то из отравленных излечился, кто-то остался инвалидом. Самое удивительное, что некоторые из Лотт (женщины добровольцы служившие техниками, связистами и т.д.), попробовавших этого блина, совершенно не пострадали. Повидимому яд был в виде маленьких комочков. Всякое бывает…

В: Как насчет использования алкоголя? Насколько я знаю, в КВС и Люфтваффе были клубы и столовые, где пилоты имели свободный доступ к напиткам, как это было в финских ВВС?

О: Каждый покупал себе выпивку сам, когда был в увольнительной или когда кого-нибудь посылали в ближайший государственный ликерный магазин. Я не пил, я поклялся, что если меня наградят Крестом Маннергейма, тогда я буду, а если нет, тогда я буду воздерживаться до конца войны. Я не получил Креста Маннергейма, так что… Однако, некоторые пилоты временами выпивали.

В: Это сказывалось в бою или нет?

О: Нет. Страдавшие похмельем оставались в своих постелях, летали трезвые. Были те, кто оставались трезвенниками. Ликер был дорог и его было трудно достать, дневного жалования резервиста (в 1943 году для всех резервистов, независимо от их ранга и задач, 12 финских марок в день, меньше чем средняя часовая оплата на производстве) для этого было мало. Я помню как однажды, командир звена взлетел утром с сильным похмельем, и, вопреки всем ожиданиям, сбил что-то там. Обычным делом было то, что после победы вы делали пике над базой. Но командир звена не пристегнулся ремнями, и когда он отдал ручку от себя, он оказался под потолком фонаря! К счастью он не разбился. Я был свидетелем этого происшествия, и когда истребитель скрылся за лесом, я решил что ему конец. Но истребитель вытянул и приземлился, а весьма бледный парень вылез из кабины, сказав: “Больше ни за что!”

В: Физические упражнения были организованны или это было делом каждого?

О: Это было личным делом каждого. Однако, организовывались соревнования между эскадрильями. Каждый пилот принимал участие в каком-нибудь виде спорта.

Для меня полеты и бои были спортом сами по себе. Я помню случаи, когда некоторые пилоты “испытывали проблемы с двигателем” и возвращались с задания. Но, особенно в 32-й эскадрилье, каждый пилот цеплялся за возможность совершить вылет, они никому не хотели уступать эту возможность. Я считаю, что это доказывает наличие хорошего боевого духа и патриотизма. Я не упускал возможности слетать, и если кто-нибуль уходил в увольнительную, я был готов полететь вместо него. Когда я летал вместо кого-то, я всегда вступал в бой и сбивал кого-нибудь. Это случалось, по крайней мере, 10 раз.

В: Вы принимали участие в операции Суурсаари? (Финская дивизия захватила остров Суурсаари, который был захвачен Красной Армией весной 1942 года)

О: Нет. Воздушные бои и их результаты впоследствии вызвали полемику. Историки финской авиации исследовали советские архивы и обнаружили, что согласно им, Советские ВВС не имели потерь, но сбили 6 финских истребителей. (Финская версия: 12 Кертиссов перехватили 29 И-153 и И-16, летевшие тремя волнами. В последовавших боях 10 И-153 и 6 И-16 были сбиты кертисами без потерь с их стороны).

Но генерал Паярви, командир дивизии, организовал парад на льду после сражения на земле, и воздушные бои происходили во время парада на глазах его участников. Обломки советских истребителей были найдены на льду. Также утверждается, что если Советские ВВС понесли такие потери, они не смогли бы продолжать активные действия в этом районе. Я думаю, что вероятно сбитые истребители принадлежали не одному подразделению.

В: Господин Дариуш Тимински хотел бы знать, когда противник стал превосходить наши воздушные силы?

О: В действительности, противник никогда не превосходил нас, разве что численно. Давайте рассмотрим советское наступление, начавшееся 9 июня 1944 года. У нас было около 30 боеспособных мессершмиттов и около 60 боеспособных бомбардировщиков, в то время как русские сконцентрировали на перешейке 1585 самолетов и еще 200 самолетов флота. С такой массой самолетов, противник просто занимался своими делами, ничего более.

В: Какого вы мнения об уровне пилотов противников?

О: В 1941-1942 годах он был низким, я считаю. Затем их мастерство увеличилось, но молодых пилотов противника было легче сбить, нежели старичков. Мастерство противника никогда не достигло высочайшего уровня, и я не думаю, что они превосходили нас.

В: Был ли Ме-109G равным самолетам противника летом 1944 года?

О: Ме мог быть лучше в скороподъемности, что часто являлось последним средством спасения, ты знали, что если ты начнешь набирать высоту, противник, в конце концов, останется позади. Но я пользовался этим крайне редко.

В: Кто был более опасным противником – Ла-5 или Як-9?

О: Ла было гораздо больше, так что я думал, что они более опасны.

В: Вы знаете случаи, когда пилот на парашюте подвергался атаке?

О: Русские делали это.

В: Это были единичные случаи или систематические?

О: Что ж, я знаю о нескольких случаях. Особенно рисковали подвергнуться риску быть обстрелянными те из пилотов, кто имел несчастье покинуть самолет на парашюте в ходе разведывательного вылета. Я нахожу это отвратительным.

Что касается меня, я могу рассказать о пилоте Ла-5, который едва не прикончил меня, и который прыгнул с парашютом посреди Финского залива. Его спасла скоростная лодка из Лавансаари, и я даже не подумал о том, чтобы атаковать эту лодку. Должен признаться, мои руки и ноги тряслись в этот момент.

В: Самое худшее из того, что вы испытали?

О: Это было 20 августа 1943 года, когда наша четверка взлетела из Кюми. Нас вел Пухакка, туда, где была объявлена тревога: бомбардировщики приближались к Котке. Пухакка шел с ведомым, а мне и Туоминену приказал идти в верхнем прикрытии, но Туоминен не смог вовремя завести свой двигатель. Трое из нас взлетели, и когда мы включили наше радио, мы услышали, что противник уходит. Пухакка полетел по прямой в район между островами Сейскари и Лавансаари. Здесь всегда можно было найти вражеские самолеты, и мы это сделали. Пухакка предупредил, что он начинает атаковать, и я остался позади, чтобы их не захватили врасплох. Пухакка и его ведомый спикировали, вскоре, по радио, я услышал, что они вступили в бой. Я следил за горизонтом, было солнечно и ясно, и я ничего не видел. Я посмотрел вниз, выискивая цель для атаки. Я почти готов был спикировать, когда словно кто-то ударил меня по плечу – это правда. Я оглянулся – там был большой белый кок на дистанции 20-30 метров от моего хвоста.

Это была наихудшая ситуация из тех, в которых вы могли бы оказаться, но был готов к ней. Даже если я и был застигнут врасплох, я сразу же предпринял маневр уклонения. Я дал правую ногу и толкнул ручку вперед и вправо, в итоге я сделал бочку. В тот же миг Ла открыл огонь, и трассы прошли около моего истребителя.

В: Слышали ли вы звук пролетающих вражеских снарядов?

О: Нет, их заглушал звук двигателя и воздушного потока, но я слышал звук стрельбы пушек противника. Когда я сманеврировал, песок с пола фюзеляжа разлетелся по кабине под воздействием отрицательной перегрузки. Поскольку очки не были надеты, несколько песчинок попали в мои глаза. Я крутанул несколько бочек, это был неприятный маневр, из-за того, что вы стянуты ремнями. Одновременно я пытался увидеть, где находится Ла, но я ничего не видел. Я выровнялся, но сразу же спикировал и оглянулся: он был там, чуть дальше позади. Я попытался придумать, что бы теперь такое сделать, я думал о ситуациях, в которые попадал, об общепринятых вариантах, но тщетно. Я решил продолжить пикирование. Если противник начнет стрелять, ему будет гораздо труднее попасть в меня, поскольку ему нужно будет пикировать глубже, чтобы вести меня. Ла не стрелял, я продолжал пикировать, и думать о том, что мне, все-таки, надо что-то предпринять. Я вспомнил своего учителя финского в школе, он был офицером ополчения и любил говорить: “Помните парни, лучшая защита это нападение!” Я никогда не понимал, зачем он повторяет эту фразу, но теперь, по какой то причине, я вспомнил ее. Я подумал: как перейти в атаку? Я должен что-то сделать! Я потянул ручку на себя и начал набирать высоту, я заметил, что Ла следует за мной, но потом я начал терять скорость. Я развернулся и стал наблюдать за русским. Из-за моего разворота, он проскочил вперед, выше меня, и я понял, что у меня появился шанс атаковать его, несмотря на то, что я ниже. Я набрал немного скорости, потом прицелился с небольшим упреждением и открыл огонь! Это была хорошая очередь, поскольку Ла сразу же отвернул. Я вновь взял упреждение и выстрелил, и он повернул в другую сторону. Это маневрирование позволило мне легко сесть ему на хвост. Потом я просто ждал шанса взять хорошее упреждение. Когда у меня появилась возможность открыть огонь, залп попал в Ла и фанерный фюзеляж разломился позади кабины. Передняя часть начала быстро падать, задняя часть опускалась медленно и красная звезда вспыхивала, поскольку руль продолжал двигаться. Пилот сразу же выпрыгнул и раскрыл свой парашют. Может быть, я летал вокруг него, возможно, приветствовал его жестами, а он, вероятно, грозил мне кулаком, но я не могу поклясться, что это действительно было… Я часто надеялся, что вдруг я встречусь с этим пилотом и узнаю, о чем он подумал, когда победа была в его руках, а в итоге он проиграл.

Когда я думаю, что Ла-5 был прямо позади меня, и я оглянулся в последний момент и успел уклониться... Я оглядывался вокруг, я никого не видел, я был уверен, что никто не застанет меня врасплох, а тут… У меня был ангел хранитель, это точно. Это могла быть моя покойная мама, которая приглядывала за мной, особенно во время русского наступления в сентябре 1944 года. Когда я ложился ночью спать, я обычно быстро засыпал. В тот же момент я проносился сквозь сражения грядущего дня, как будто меня программировали на следующий день. Когда я просыпался, я знал что произойдет, и что я буду делать в этот день. Когда я взлетал на задание, для меня все было ясно, и я не сомневался. В это трудно поверить, но это так.

Думая об этом в последствии, я уверен, что для того чтобы выжить, мне нужна была эта защита. Даже после войны, я чувствовал, что за мной присматривают.

Я могу также рассказать о моей самой легкой победе, одержанной 28 мая 1944 года. Я находился в Малми. Суурсаари прислали нам сообщение: звук двигателей к западу. Меня послали, чтобы идентифицировать его. Побережье было скрыто тонким слоем облаков, поднявшись над ним, я обнаружил инверсию. Я начал забираться вверх, и когда достиг той же высоты, след исчез. Я начал оглядываться и заметил Пе-2. Я легко настиг его, и поскольку стрелок открыл по мне огонь, я понял, что это враг. С этого момента у него не было шанса уйти, и я решил поиграть в кошки-мышки. Я развернулся на 360 градусов, за это время бомбардировщик оторвался примерно на 2000 метров. Когда я снова приблизился, Пе стал слегка скользить влево. Я посмотрел в прицел и прикинул, что дистанция около 1000 м. Я рассчитал, что учитывая расстояние и его разворот, упреждение должно равняться 8 корпусам самолета. Я решил испытать мою пушку и нажал на гашетку так коротко, как только смог. Какие то части отвалились от левого крыла Пе и он вошел в глубокое пикирование. Я подумал, что бомбардировщик пытается уйти, поэтому я последовал за ним, а множество обломков отлетали от него. Пике становилось все глубже и глубже, я не смог преследовать его, поскольку моя скорость приближалась к красной черте. Я вышел из пике, но продолжал наблюдать за Пе. Он разбился рядом с деревней Куусалу, к востоку от Таллина.

В Малми я попросил оружейников проверить мои орудия. Они обнаружили, что было израсходовано 3 20 мм снаряда.

В: Вы были в Германии на обучении?

О: Не на обучении, я был там в апреле 1944 года для перегонки новых мессершмиттов. Когда мы прибыли в Берлин, на одну из авиабаз, истребители для нас не были готовы, хотя должны были быть. Немцы обещали предоставить их, и они прибывали мало помалу в течение нескольких дней. Мы бездельничали на этой германской базе две недели. Два истребителя были проверены и приняты, они были заправлены и вооружены, но все еще несли на себе германские знаки отличия. Была поднята тревога, когда американские бомбардировщики летели на Берлин. Они обычно приближались к Берлину либо с севера, со стороны Балтики, после чего поворачивали на юг, либо с юга, после чего поворачивали на север, а возвращались в противоположном направлении.

Пухакка предложил, чтобы мы взяли два готовых к бою истребителя и атаковали “крепости” если пойдут на нас. Но мы ничего не увидели. Мне любопытно, чтобы произошло бы, если бы мы атаковали бомбардировщики союзников? У нас был приказ сохранить истребители, если базу будут бомбить.

Там была железнодорожная ветка к авиабазе, и вдоль рельс стояли ангары. Какие то завернутые в ткань свертки были разгружены из вагонов одно из зданий, которое строго охранялось парой вооруженных часовых. Когда мы слишком близко приблизились к этому зданию во время нашей ежедневной прогулки, часовые потребовали от нас удалиться. Но трое из нас, сержанты, не были с нами, и так случилось, что они оказались поблизости от ангара в момент, когда дверь была открыта, а часовых не было! Они вошли в здание. Они нашли крылья и фюзеляж для странного миниатюрного самолета, которого они измерили своими руками и зарисовали на коробке из-под сигарет. Они вышли из здания до того, как вернулись часовые. Сержанты обсудили свое открытие и хотели проверить кое-какие из своих измерений, но на этот раз их задержали часовые. Они рассказали капитану Пухакке о том, что они видели, и он приложил эту историю к своему рапорту о нашей поездке, когда мы, наконец, вернулись в Финляндию. Позднее нам сказали, что наши люди видели части от Фау-1! Первая из них была запущена против Британии через несколько недель. Что бы могло произойти, если бы парней поймали внутри склада?

В: Сколько человек было в наземной службе и были ли специализированные механики по обслуживанию двигателя или фюзеляжа?

О: Было два механика: старший и его помощник, они работали без специализирования. Если один из них работал до поздна, например, заменяя двигатель, он оставался в постели, в то время как другой начинал его повседневную службу утром. Так же была группа оружейников, обслуживавших и ремонтировавших орудия в звене, и группа радиомехаников, которые следили за радиоприемниками.

В: У вас был специальный летный костюм?

О: В самом начале нет, но с течением времени ситуация улучшилась. Пилоты мессершмиттов имели костюм с электроподогревом от систем самолета и им было тепло. Перчатки у нас были собственные. Перчатками ВВС нельзя было пользоваться в кабине. Униформу могли вообще не предоставлять, и многие пилоты покупали ее за свои деньги. Нижнее белье часто менялось лишь раз в две недели, но это было не столь важно.

В: Летчики истребители всегда имели одну и туже задачу, я имею ввиду, Вы всегда летали в неизменной комбинации ведущий/ведомый?

О: Обычно было так, но иногда происходила ротация. Пилоты одного звена всегда летали вместе.

В: Перед вылетом вы проводили инструктаж?

О: В зависимости от задания. Если это был вылет на перехват, командир звена назначал, кому лететь первыми, и если требовалось больше самолетов, кому присоединяться к ним. Если же это было патрулирование или сопровождение, нам объясняли район цели, и какова наша особая задача. Опытные пилоты знали, что им делать, им нужно было лишь узнать какова рода миссия, и они взлетали. Задачу могли изменить по радио, но радио молчание было решающей вещью, особенно летом 1944 года. Враг прослушивал наши частоты, а мы их, много информации можно было почерпнуть таким способом.

В: Забирали ли вы какие-нибудь трофеи с уничтоженных вражеских самолетов?

О: Пилотам ничего не доставалось, потому что пехота обчищала обломки. Единственное, что у меня есть это часы с мессершмитта-415, которые майор Луукканен снял с обломков, после того как его сбили. Он отдал мне их на память. Еще у меня есть масштабные модели кертисса и мессершмитта, которые я сделал из дерева.

В: Часто ли у Вас брали интервью военные репортеры?

О: Несколько раз. Суло Колка, который был спортивным журналистом, интересовался авиацией и думаю он написал хорошие рассказы. Обычно он жил в Нурмойле и он написал неофициальную историю 32-й эскадрильи. Однако, она не была опубликована. По правде сказать, об эскадрилье кертиссов было написано очень мало, хотя лишь эскадрилья брюстеров (LeLv24) имела больше побед. Наша эскадрилья одержала 190 побед, потеряв в воздушных боях 8 самолетов. Соотношение 23,7 к 1 это по настоящему отличное соотношение.

В: Общались ли Вы с советскими пилотами ветеранами?

О: Нет, хотя я еще надеялся на это. Я уверен, никого из них уже нет в живых. Ветераны финской армии имели контакты в этом отношении, но пилоты нет.