Red Rodgers  

Вернуться   Red Rodgers > История > WWII > Интервью

Ответ
 
Опции темы Опции просмотра
Старый 04-07-2007, 02:37   #1
RR_PictBrude
LeR19_Loverman, HS_Tora
 
Аватар для RR_PictBrude
 
Регистрация: Jul 2004
Адрес: Химки
Сообщений: 2,152
Интервью с Эдвардом Хэйдоном.

Интервью с Эдвардом Хэйдоном.

Интервьюер Колин Хитон.

Вопрос: Расскажите о своей семье.

Ответ: Я родился 24 апреля 1920 года в Сан-Анджело, Техас. Семья моего отца была родом из Кентукки. Его отец был иммигрантом из Германии, который бежал от призыва в Прусскую армию примерно в 1880 году. Во время Первой Мировой войны он руководил германскими пленными, которые работали на ферме. Мои родители развелись в начале Великой Депрессии. У меня есть младший брат. Когда родители разошлись, мы уехали жить с нашими бабушкой и дедушкой, где мы работали в поле вместе с рабочими мигрантами, что, по моему мнению, было полезно для формирования во мне чувства ответственности. Я также понял, что нужно быть хитрым, когда имеете дело с людьми, особенно бутлегерами, с которыми мне однажды пришлось столкнуться.

В: Какое образование вы получили?

О: После высшей школы я поступил в Техасский университет сельского хозяйства и механизации, но не смог закончить свой год обучения в 1938, поэтому я отправился в колледж в Сан Анджело на пару лет. Потом я пару лет был ковбоем в западном Техасе, который в то время все еще был дикой приграничной глубинкой.

В: Как вы начали летать?

О: Когда я вернулся, аэропланы были в моде. Когда я был мальчишкой, я получил несколько уроков у наших соседей, которые владели аэродромом и давали уроки – вот куда уходили все мои деньги – и я влюбился в полеты. Я серьезно занялся этим в программе подготовки офицеров резерва. Вскоре я получил лицензии частного и коммерческого пилота и учебный сертификат. Я налетал много часов на военных аэродромах, и был квалифицирован на проверяющего инструктора, заключив контракт как гражданский, работающий на армию. Я отправился в Баллард, Техас, и был проинструктирован Клойдом Клеффингером, опытнейшим пилотом, который побеждал Эрнста Удета и других в аэроакробатических соревнованиях и в чемпионатах мира. Он аттестовал меня.

В: Когда вы приняли решение вступить в Воздушный Корпус?

О: 7 декабря 1941 года, когда японцы атаковали Перл-Харбор, я был в кинотеатре с моей невестой Нельдой. Я отправился в Канаду, желая летать на истребителях, поскольку я думал, что в Армии США меня сделают инструктором. Ну и канадцы, оказалось, захотели того же. Там было слишком по британски и то и это, слишком по британски все, так что я вернулся домой, где нуждались в пилотах. Слепой полет по приборам был в новинку и кое в чем эксперементальным, но к концу войны мы выпустили несколько великолепных пилотов. Однако, там не было особого продвижения по службе, и, после двух лет, я был первым лейтенантом. Потом я перевелся в истребители и направлен для прохождения учебного курса на Норт Америкэн Р-51 Мустанг. Это был лучший и самый классный поршневой самолет из когда-либо построенных – я действительно наслаждался, летая на нем. К своему стыду, несмотря на тысячи часов налета как инструктора в бою у меня не все заладилось.

В: Что произошло, когда вы прибыли в свое подразделение?

О: Ну, я сразу же стал командиром звена, не из-за моего звания или инструкторских заслуг, а только из-за того, что я был компетентен. Самым важным была целостность звена – а это помимо всего прочего зависело от усилий всей команды – и то, чтобы все мои пилоты и самолеты возвращались назад после миссии.

В: Расскажите о некоторых миссиях, в которых вы участвовали.

О: Наше подразделение, 357 Истребительная Группа, частью которой была моя 364 Эскадрилья, к ноябрю 1944 года сбила более 500 самолетов, а теперь мы должны были начать заниматься атакой наземных целей. Мы прилетели из штатов эскадрильей, хорошо обученной на Р39 Аэрокобрах, которые больше подходили для этой роли. Мы часто летали на задания, во время которых ожидалось, что 80% потерь будут понесены от наземного огня, поскольку нам приходилось штурмовать и бомбить стационарные цели.

В: Как люди реагировали на подобные новости?

О: Сообщения о том, что 8 из 10 самолетов и пилотов могут не вернуться, нервировали многих пилотов. Это сказывалось на них и на земле и воздухе. Вы должны понимать, что пилоты истребители не просто думают, они ЗНАЮТ, что они бессмертные, что ничто не коснется их. Это всегда случиться с другим парнем. И для них было шоком узнать, что это не так.
Я думаю, мы были очень осторожным звеном, потому, что мы никогда не дали сбить кого-либо и ни разу не оставляли их [бомбардировщиков] одних, без прикрытия. Мы всегда были начеку и пытались сделать так, чтобы все вернулись на базу, даже когда они были сильно повреждены.

В: Расскажите о самых интересных случаях, которые происходили с вами над Европой?

О: Я помню одну миссию над Пенемюнде, когда я впервые столкнулся с тем, о чем никогда не забуду. Я летел на высоте около 12000 футов, когда увидел, как слева от меня, сквозь легкие облака, взлетает ракета Фау-2. Это был ясный день, и я подумал, раз уж я так близко к ней, может у меня получиться попасть в нее парой пуль, но когда она замедлилась и начала накреняться, я так увлекся, наблюдая за ней, что так и не выстрелил ни разу. Я мог бы сбить Фау-2, но она перевернулась и устремилась на свою собственную стартовую площадку. Внизу была сильная облачность, поэтому я не увидел, как она упала, но я почувствовал взрыв, который потряс мой Мустанг. Мы продолжали штурмовать наземку, стреляя по всем мало мальски стоящим целям и в общем делая жизнь противника ужасной.

В: Опишите события, произошедшие 8 ноября 1944 года.

О: Ну, мы только что закончили тяжелую схватку с большим количеством германских истребителей, где-то над центральной частью Германии, и настало время двигать домой. Я был где-то на 30000 футах вместе со своим звеном, следя за вражескими истребителями, которые регулярно появлялись в воздухе. Поскольку они были сконцентрированы на бомбардировщиках, мы не ожидали неприятностей, и я едва не задремал, думая о том какой же поганый денек выдался. Я лишь мельком глянул вниз и заметил этот 262-й, который летел ниже меня на высоте примерно 10000 футов. Поскольку вокруг было не так уж и много германских самолетов, я, сообщив о нем, покинул строй. Я опустил нос и начал постепенно снижаться, следя за реактивным самолетом по ходу спуска, не на секунду не выпуская его из виду. Мой самолет был быстрее, чем самолет моего ведущего, капитана Мерле Аллена, поэтому я приближался быстрее. Я почти не пришлось маневрировать, чтобы зайти ему прямо в хвост, а он не предпринимал никаких маневров ухода, продолжая двигаться по прямой. Я заметил, что 262 летит не так быстро, как должен был бы, и это была проблема. Я не должен был приближаться к нему так быстро. Ну, противник снизился до бреющего полета и выровнялся, продолжая лететь в прежнем направлении, не совершая никаких маневров, в то время как я приближался к нему сзади имея преимущество по высоте. Я был почти готов открыть огонь, подбираясь поближе, чтобы сбить эту легкую цель. Внезапно, справа выше я заметил два Мустанга из 20-й Истребительной Группы, которые прилетели позже, но они пикировали, разменивая высоту на скорость. Они были еще слишком далеко, когда ведущий Р-51 открыл огонь – я увидел трассеры, которые ложились с большим недолетом – у него не было шансов попасть в него. Как я потом узнал, это был капитан Эрнест Фибелькорн.

В: Что произошло потом?

О: Немцы подняли тревогу, и я знал что произойдет. Поэтому я приказал своему звену развернуться резко вправо и уходить, чтобы избежать зенитного огня, в то время как я ушел влево на бреющем полете, что было относительно безопасно, поскольку большие пушки не могли оупстить ствол так низко, чтобы сбить тебя. Они могли стрелять только из малокалиберного оружия, но я в любом случае проскочил бы. И тут я внезапно влетел во все, что они выпустили по мне.

В: А где был Новотны?

О: Пилот реактивного самолета был хорош. Он знал, что делает. В случае, если бы у него сидел кто-то на хвосте, он должен был затащить его в зону действия зениток, так что он смог снизился в эту зону и начал садиться. Никто не захочет добровольно пролететь через эту зону, чтобы сбить реактивный самолет. Но понимаешь, я уже был уже ниже высоты их огня, на одном с ним уровне, и я развернулся. У меня еще было достаточно скорости, и я подумал, что я наверняка больше не увижу реактивного самолета. Поскольку по мне не попадали, я заложил вираж и выровнялся. Я решил попытаться проскочить через поле и либо найти место, куда бы я смог скрыться, либо присоединиться к своей группе. Тут передо мной вновь появился тот 262-й, медленно снижавшийся и выпускавший шасси, держа направление прямо противоположное тому, по которому он летел до этого, и он опять не видел меня. Я убрал газ, понизив мощность, и стал немного скользить вправо. Если вы резко убираете газ на поршневом самолете, то быстро теряете скорость. Я оказался в превосходной позиции, заходя на него как на учебных стрельбах.

В: Какова была дистанция до Новотны в тот момент?

О: Менее 200 ярдов и я быстро сближался с ним, поскольку он терял скорость. Я летел быстро, но я не следил за указателем скорости, вероятно около 300 узлов или меньше и моя скорость падала.

В: Какова была ваша высота?

О: Около 100 футов или около того – я летел прямо на него.

В: Вы не думали, что он успеет приземлиться?

О: Ну, может быть у него не работал один двигатель, я не знаю, но именно в этот момент он увидел меня. Я был так близко, что смотрел прямо в кабину; я четко видел его лицо.

В: Опишите, что вы увидели.

О: Ну, в тот момент, когда он увидел меня, на его лице мелькнул испуг. Это было четко видно, словно он думал: “Ну все, я готов.” Он задергался в кабине, в то время, как его самолет был на грани срыва. Потом он внезапно сорвался, сделав как минимум пол оборота влево, а я был так заворожен происходившим, что не сделал ни единого выстрела, который мог бы принести мне победу. Я думал об этом позже, зная, что если бы я начал стрелять, фотопулемет записал бы этот момент, но в тоже время Мерле наблюдал за этим сверху. Реактивный самолет сорвался, в то время, как шел прямо за ним, и я рванул вверх, поскольку он разбился о землю. Я думал, что непременно укажу [в своем рапорте], что я вогнал его в землю, не сделав ни единого выстрела, но кончилось тем, что я разделил эту победу с Фибелькорном, который давно ушел вверх и в сторону. Он видел как реактивный самолет разбился и получил получил 0,5 победы.

В: То есть он заявил о победе?

О: Я не думаю, что он заявил о ней, но другие видели, что происходило и доложили об этом. Его даже не было рядом. Я прекрасно осознаю, что если бы я не появился на сцене, Новотны мог бы посадить свой самолет. Даже если у него была проблема с гидравликой, он мог бы приземлиться на гондолы и, вероятно, смог снова подняться в воздух на следующий день. Однажды, в конце 1940-х годов, кто-то дал мне “Зведнополосатого” или “Эйр Форс Таймс”, где какой то автор написал, что я сбил шесть 262-х во время войны, но я не думаю, что это правильно. Тот раз был первым и последним.

В: Как вы попали в плен?

О: Это случилось в январе 1945 года. 14 января я расстрелял пару самолетов на земле. 20 января вы атаковали несколько 262-х около Мюнхена, мы здорово растянулись, пытаясь достать их. И мое звено тоже. Я думаю, это был Дэйл Картер, который встал в “лафбери” с 262-м. У мессера скорость была больше, а у Мустанга более крутой радиус разворота. Каждый самолет пытался достать другого, но безуспешно. Ну, я перевернулся через крыло, и включился в эту гонку, но в противоположном направлении. Я проскочил в нескольких дюймах от 262-го, и так повторялось дважды. Я думал, что это безумие, но так я мог сбить его, либо пулеметами, либо столкнувшись с ним, и я мог бы потом выпрыгнуть с парашютом. Это была глупая идея, и, внезапно, я пришел в себя после того, как мы разошлись второй раз, но я ничего не мог сделать. Я увидел другой 262-й, который, вероятно, направлялся домой, и решил, что он собрался выйти из боя. Я дал полный газ и рванул вниз, благо зениток вокруг вообще не было. Я приблизился к нему, разменяв высоту на скорость, и открыл огонь. Я добился хороших попаданий пока он заходил на посадку, в то время, как я падал на него на скорости около 500 узлов. Он коснулся земли, а я ушел вверх, чтобы не разбиться.

В: Вы одержали победу или хотя бы вероятную победу?

О: Нет, у меня не было шанса, и все, на что я мог претендовать, это на поврежденный или вероятно поврежденный. Когда я уходил вверх от аэродрома, что-то ударило в мой самолет – словно кто-то пнул его. В кабину сразу же ворвалось пламя и дым, так что я потянул прямо вверх, используя большую скорость, чтобы набрать высоту, а потом перевернул самолет и вывалился из него с правого борта. Теперь у меня была другая проблема. Мои плечевые ремни каким-то образом запутались вокруг моей талии, прижав меня к самолету, который все еще мчался на скорости 450-500 миль в час. Он опустил нос и летел прямо к земле, и я был прижат к борту, но я не испытывал паники.

В: Что происходило у вас в голове?

О: Я обдумывал эту ситуацию, и я понимал, что из-за давления воздуха и потока от винта у меня не было шансов освободиться. Фактически, в тот момент я готов был принять смерть. Это было самое спокойное и притягательное решение или чувство, которое я когда-либо испытывал в жизни. Я чувствовал, что война закончена, и настал абсолютный мир и больше не будет никаких проблем. Все это время самолет все больше кренился и, набирая скорость, летел к земле. Внезапно, я смог преодолеть сопротивление воздуха и освободиться. Я шмякнулся о хвост самолета спиной, это был скользящий удар, который закрутил меня в воздухе. Не раздумывая, я рванул за вытяжное кольцо парашюта. Потом я думал, что это должно быть было неплохое путешествие вниз, когда я глядел по сторонам и видел снег, небо, снег, небо ну и т.д. Я понял, что я не до конца вытянул кольцо, и поэтому продолжаю кувыркаться. Парашют все еще был в сумке. Я нашел кольцо, и, могу вам сказать, вырвал эту сволочь с корнем. Я падал на большой скорости, которую передал мне мой самолет. Парашют открылся жестко, и это остановило мое кувыркание. Однако, меня начало раскачивать так, что мое тело было почти параллельно земле, и я увидел телефонные провода подо мной, а потом шлепнулся лицом прямо в снег. Я был оглушен и не думаю, что я мог двигаться, но через минуту появились немцы и они были очень возбуждены.

В: Вы им показали не слабое авиашоу.

О: Да, я думаю, они были удивлены тому, что я жив. Они помогли мне подняться и пожелали узнать, где находится мой пистолет. Плечевая кобура была пуста, как и ножны ножа. Я думаю, что потерял их во время моего приключения. Так или иначе, я был доставлен в офис командира двумя офицерами. Они обращались со мной как с благородным воином, который был не врагом, а их пленником. Они не допрашивали меня, они лишь поинтересовались, как я себя чувствую. Они позволили оказать мне медицинскую помощь, поскольку у меня были ожоги на лице, глазах, руках и т.д. После этого, они передали меня очень юному сопровождающему, солдату СС. Его делом было доставить меня в главный лагерь для допросов, я думаю, это был Обервезель. Мы отправились в Банхоф, чтобы начать наше путешествие в несколько дней. В итоге мы притащились в Штутгарт, который за несколько часов до этого, подвергся сильной бомбежке. Гражданские были в ярости, так же как и солдаты с фронта, которые были там. Они поставили меня к стенке, и я, будучи старым добрым парнем с Юга, понял что меня собираются линчевать. Спасенья не было. Я понял, что мне конец. Но тут это 14 или 15 летний солдатик поднял свой “шмайсер”, вставил в него магазин и выстрелил поверх толпы. Это рассеяло толпу, которая состояла не только из солдат, но также из стариков, женщин и детей. Вот он я, американский летчик, причина их страданий. А этот солдатик спас мне жизнь. Он получил приказ, и, не смотря на свои личные чувства, выполнял его – вот это дисциплина. Наконец он доставил меня в “Шталаг Люфт 13Б”, под Нюрембергом. Город был стерт с лица земли нашими бомбардировщиками 8 Воздушной Армии из Англии и 15 Воздушной Армии из Италии, а также ночными бомбардировщиками британцев. Его бомбили достаточно часто.

В: У вас выдалось довольно насыщенное событиями путешествие в качестве военнопленного.

О: Да, и это было еще не все. Потом меня поместили в лагерь дальше на восток, откуда мы потом эвакуировались, из-за приближения русских. Мы перешли Дунай по мосту, который войска СС минировали минами и чем-то похожим на 500-фунтовые бомбы. Мы перешли его, но перед этим, мы топтались на месте, пока они решали нашу судьбу. Предводитель “фольксштурма”, который командовал нами, уговорил эсесовцев пропустить нас через мост. Это был неприятный момент для меня. Позвольте мне сказать вам, что эти солдаты из СС были крутыми, закаленными ветеранами. Они отличались от всех остальных. У них была задача взорвать этот мост, и она была так важна, что там присутствовало много старших офицеров. Потом ситуация стала усложняться. Наши охранники стали бросать свое оружие в воду, в то время как мы с ними стояли на тоннах взрывчатки, а войска СС наблюдали за этим. Я знал, что они были готовы взорвать нас. Эсесовцы могли спокойно уничтожить нас, и я не знаю, почему они этого не сделали. Ну и, спустя пару дней, наши охранники бросили нас, оставив одних. Потом мы увидели генерала Джорджа Паттона ехавшего на своем танке во главе колонны, и он освободил нас. Это случилось 20 апреля 1945 года.

В: Как я знаю, были некоторые проблемы связанные с вашим, так сказать, воскрешением из мертвых. Расскажите об этом.

О: Ну, когда меня сбили, другие члены звена увидели, как мой самолет разбился, но не увидели парашют. Немцы вернули мои жетоны через Красный Крест, а я был записан как “пропавший без вести”, пока не были получены жетоны. После этого Военный департамент классифицировал меня как “погибшего в бою”. Было сказано, что я скончался от полученных ран. Посмертно я был награжден “Пурпурным Сердцем”, и они сообщили моей жене, что я погиб. Они отменили все надбавки и платежи, и собрались выплатить ей мою страховку. Однако она знала, что я жив, поскольку она получила от меня письмо – точнее просто открытку из лагеря военнопленных. Мы по-прежнему храним эту открытку. Она отнесла ее на базу и сказала им, что она уверена в том, что я жив, поскольку на открытке я рассказываю про людей, о которых точно было известно, что они в плену. Они решили, что я все еще жив, хотя управляющего не проинформировали, и он выдал свидетельство о смерти.

В: Почему вы решили остаться в вооруженных силах?

О: Ну, я мог приобрести большое ранчо у моего друга в Монтане, но я решил остаться и получать регулярное жалованье. Я отправился в военное училище тактики и стратегии, затем в Военный колледж, и после этого я получил под командование эскадрилью Конвэйр F-102 в Гуз Бэй, на Лабрадоре. Я вышел в отставку после примерно 30 лет службы.

В: Кого из известных личностей вы знали?

О: Ну, Робин Олдс и я были хорошими друзьями, и я был также дружен с генерал-лейтенантом Джоном Майером, который был некоторое время моим начальником – два парня с абсолютно противоположными характерами.

В: Вы никогда не пытались узнать какую-нибудь информацию о пилотах самолетов, с которыми вы сражались во время войны?

О: Нет, я никогда не обладал такой информацией, например о 262-м которого я обстрелял, в тот раз, когда сам был сбит 20 января 1945 года.

В: Это был майор Теодор Вайссенбергер, командир JG7.

О: Я бы хотел узнать имена командира батареи зениток, которые сбили меня, и офицера, который допрашивал меня.
__________________
Lord God, bless my weapons!

RR_Oldman - мы Тебя помним!!
RR_PictBrude вне форума   Ответить с цитированием
Ответ


Здесь присутствуют: 1 (пользователей: 0 , гостей: 1)
 
Опции темы
Опции просмотра

Ваши права в разделе
Вы не можете создавать новые темы
Вы не можете отвечать в темах
Вы не можете прикреплять вложения
Вы не можете редактировать свои сообщения

BB коды Вкл.
Смайлы Вкл.
[IMG] код Вкл.
HTML код Выкл.

Быстрый переход


Часовой пояс GMT +4, время: 17:47.


Red Rodgers official site. Powered by TraFFa. ©2000 - 2024, Red Rodgers
vBulletin Version 3.8.12 by vBS. Copyright ©2000 - 2024, Jelsoft Enterprises Ltd. Перевод: zCarot